Ашот Григорян

История Патвакана Саакянца

Беседа состоялась в деревне Цав Сюникского марза, длилась полтора часа. В беседе принимали участие супруги Ашот (фото 34.1) и Лариса (фото 34.2) Григоряны и их родственник Андраник Маргарян, житель деревни Шикаох, Беседу проводила Грануш Харатян 7. 06. 2012 в доме супругов в деревне Цав.

Ашота в деревне называют «Деранц Ашот», что означает «Ашот из рода священника». Ашот – внук последнего деревенского священника Григора Саакянца. Патвакан, сын Григора Саакянца и дед Ашота, сражался вместе с Нжде, его посадили в 1927 или 28 году, а в 1919 году, насколько известно семье, Патвакан умер в горисской тюрьме от болезни. Ашот рассказывает о прошлом Патвакана, о годах его заключения и о последующих событиях. В ходе рассказа Ашота некоторые дополнения вносили его жена Лариса и родственник Андраник Маргарян.

Патвакан вплоть до двадцатых годов был известен как в своем родном Шишкерте, так и в соседних деревнях как человек, который восставал против турецких поборов и беззакония и в случае необходимости часто приходил на помощь. «Еще в 16-17 году, если турки деревню поджигали, говорили: скорее беги в Шишкерт, скажи там, что турки пожар устроили, пусть Патвакан поскорее придет.» И Патвакан шел, один или с товарищами, с которыми позже он сформировал небольшой отряд и вместе с войском Нжде противостоял туркам, воевавшим за взятие Зангезура. При отступлении Нжде он к нему не присоединился, потому что был сыном большого семейства и отцом пятерых детей. «Я не могу уйти, у меня много детей», – так он ответил на предложение Нжде покинуть страну. Он остался в деревне и пробовал заняться хозяйством. «У них была своя мельница, фабрика по производству постного масла, много скота. Были они работящими, неглупыми людьми», – рассказывает Ашот. Однако через 6-7 лет Патвакана арестовывают. Из бывших его однополчан арестовывают только одного, Гиноса. Ашот считает, что, задержав  лидера, они [власти] так или иначе фактически нейтрализовали очаг угрозы. Не утверждая прямо, Ашот намекает на то, что такие люди, как Патвакан, могли представлять угрозу для только сформировавшейся страны, потому что были непокорны. И несмотря на то, что у Ашота нет какого-либо объяснения того, в чем же именно заключалась вина его деда – «боевого товарища Нжде», он тем не менее считает, что его арест был вполне логичен: «За ним были грешки, и об этом они [органы нац. безопасности] знали, у них и документы были. Он был с Нжде, Нжде часто бывал у нас дома, на его плечах вина-таки была».

Ашот достоверно не знает, какое официальное обвинение было предъявлено Патвакану. Он и его жена, дополняя друг друга, сообщили примерно следующее. Л: «Сто разных версий есть, одни, вон, говорят, как маузериста, другие говорят,как кулака, третьи – как антисоветского». Аш:  «Кажется, по части Нжде обвинили. Нжде у нас дома часто бывал. А этого было достаточно, чтобы Патвакана задержали. За ним грешки были… ну, то ли маузерист, то ли кулак, то ли антисоветский нждеевец… тысячу и одно основание можно  пришить. Пришили и забрали».

Родным – братьям, детям предлагают отказаться от своего родства с Патваканом. А младшему брату даже угрожали, что не дадут диплом, пока он не откажется. Ашот настаивает на том, что родные не отказались, однако участвующий в беседе АМ утверждает, что всё же отказались: «Да, это факт. Значит, так: чтобы семья, вместе с тремя братьями, сыновья Патвакана и его   братья, для того, чтобы семья не подверглась репрессиям, они сказали, мол, да, мы отказываемся от Патвакана и не желаем быть детьми этого человека, быть его родственниками. Кроме того сын младшего брата Патвакана был директором совхоза местного, они до самого конца отказывались, и старший, и младший… И об этом сообщили в тюрьме Патвакану. В результате это повлияло даже на отношения между родственниками… Если  бывали какие-то разногласия, если разговор бывал немного грубым, непременно касались этого вопроса, ставили в укор, что от отца, от брата своего отказались». Отказались родные или нет, в любом случае позже арестовали и сослали в Сибирь и младшего брата Патвакана.  По сведениям, «за гадание по Эфемериде», что запрещались коммунистическим режимом. Официальным обвинением было «за антисоветскую пропаганду». Тем не менее преследования семьи со стороны государственных органов прекратились, однако враждебное отношение односельчан сохранилось: «Знаете, например, в деревне наш колодец называли деранц (поповским) колодцем, бабушка моя когда за водой ходила, всякие там говорили, мол, не разрешайте жене дашнака воду брать. А ведь колодец их был, это они ведь его соорудили. Бабушка моя шла за водой, а ее же сверстники не пускали». Ашот объясняет подобное отношение повальной атмосферой страха, царившей в деревне. Атмосфера страха нагнеталась в том числе и всяческими махинациями: «…столько всего делали, специально подстраивали – зерно в поле разбросали, будто бы человек этот плохо зерно молотит, быков в гумно пустили, так его повязали и забрали. Вот какие вещи делали…»

Ашот, его жена и Андраник Маргарян рассказывают о случаях, свидетельствующих, что для задержания человека было несложно придумать подходящий ложный предлог. Например, в сарае одного человека спрятали ружье и потом сами же «обнаружили» его. Деревенские чиновники проделывали подобное нередко из личной заинтересованности, например, чтобы завладеть чьей-либо красивой женой.

Несколько двоюродных братьев Ашота в дальнейшем вступили в ряды коммунистической партии, младший сын его дяди был директором совхоза, но несмотря на это его отец так и не смирился как с советским режимом, так и с идеологией в целом (фото 34.3).

[nggallery id=5]