Վկայական N 1

Արփենիկ Արայի Ալեքսանյանը ծնվել է 1925 թ. նոյեմբերի 14-ին, Թիֆլիս քաղաքում, վանեցի գաղթականների ընտանիքում։ 1934-1944 թթ. սովորել է թիվ 47-րդ ռուսական դպրոցում (1943 թ.-ից՝ թիվ 51-րդ), որն ավարտելուց հետո, 1944 թ. ընդունվել է Երևանի պետական բժշկական ինստիտուտի բուժական ֆակուլտետ։ Երկրորդ կուրսից Արփենիկը ուսումը շարունակել է Թբիլիսիի բժշկական ինստիտուտում։ 1949 թ. հունիսի 14-ին, երբ Արփենիկը հանձնում էր ավարտական կուրսի պետական քննությունները, նրան, իր ծնողների՝ Արայ Ալեքսանյանի և Աշխեն Թուրշյանի, Ասյա և Սիլվա քույրերի հետ (ավագ քույրը՝ Արմենուհին, ամուսնացած էր, կրում էր ամուսնու ազգանունը և ուներ մեկ երեխա), ի թիվս Վրաստանի հազարավոր այլ հայերի, աքսորում են Սիբիր, Տոմսկի մարզ, որտեղ նրանց ցմահ բնակության վայր է սահմանվում Պարբիգի շրջանի Վիսոկիյ Յար գյուղը։ Աքսորի համար պաշտոնական մեղադրանքն էր՝ «որպես նախկին թուրքահպատակներ»։ Աքսորավայրում Արփենիկը սկսում է օրագիր պահել, որը վարում է ավելի քան հինգ տարի։ 1953-54 թթ. Արփենիկը կարողանում է ուսումը շարունակել Տոմսկի բժշկական ինստիտուտում, սակայն ավարտական քննությունների նախօրեին գալիս է երկար սպասված ազատման լուրը և Ալեքսանյանների ընտանիքը վերադառնում է Թբիլիսի։ 1954-55 թթ. Արփենիկը շարունակում է ուսումը Երևանի բժշկական ինստիտուտի ավարտական կուրսում։ 1955 թ. դեկտեմբերին Արփենիկն ամուսնանում է ճարտարապետ Տիրան Հարությունի Մարությանի (1911-2007) հետ։ 1956 թ. ծնվում է Հարությունը, 1958 թ.՝ Տաթևիկը։ 1956 թ. Արփենիկն ընդունվում և մինչև 1990 թ. աշխատում է Երրորդ (հետագայում՝ Հանրապետական) մանկական հիվանդանոցի պոլիկլինիկայում որպես մանկաբույժ։ 2007 թ. առանձին մենագրության ձևով լույս է տեսնում նրա օրագիրը «Սիբիրյան օրագիր. 1949-1954 թթ.» («Сибирский дневник: 1949-1954 гг.») վերտառությամբ։ Արփենիկ Ալեքսանյանն իր մահկանացուն կնքում է 2013 թ. դեկտեմբերի 17-ին։
Տիկին Արփենիկի ցանկությունն էր, որպեսզի որքան հնարավոր է շատ մարդիկ տեղեկանան ստալինյան բռնությունների իրական պատկերի մասին։ Գիրքը վաղուց է սպառվել, ուստի և հաշվի առնելով, որ Ա. Ալեքսանյանի հեղինակած օրագիրը հայ իրականության մեջ առայժմ իր տեսակի մեջ մեզ հայտնի միակ ստեղծագործությունն է, ինչպես նաև այն, որ հեղինակը կրում է «Բռնադատվածի կարգավիճակ ունեցող անձի» թիվ 1 վկայականը, հարմար նկատվեց աշխատությունը հրամցնել ընթերցողների ուշադրությանը առցանց ճանապարհով։
Արփենիկ Ալեքսանյանի ամբողջական պատմությունը տե´ս http://armeniatotalitaris.am/?p=3599
Арпеник Алексанян, Сибирский дневник 1949-1954 гг.
Сергей Арутюнов
ПРЕДИСЛОВИЕ
Никто не знает сколько народов в мире. По одним подсчетам 3 тысячи, по другим – 6 тысяч. Есть такие гигантские народы как китайцы, которых больше миллиарда, есть совсем маленькие племена по несколько сот человек. Но тем не менее, каждый народ имеет свою душу, свою историю, которую прожили пусть не все представители данного народа, но которая отзывается болью в сердцах всех людей, принадлежавших к этому народу, вне зависимости от того, какова была их личная сопричастность к тем или иным горестным событиям.
Народ переживает свои беды. Народ переживает те беды, те несчастья, те несправедливости, которые обрушились на головы пусть даже не очень большого количества конкретных людей. Иногда совсем небольшого, иногда очень большого. Народ их переживает как народ, потому что эти беды – вражда, несправедливость и жестокость – были направлены именно против народа. Люди страдали, потому что имели несчастье родиться с именем, самоназванием какого-то определенного народа. Если бы у них не было этого имени, если бы никто не знал, что вот эти конкретные люди, очень разные, имеющие, возможно, очень мало общего между собой, признаются окружающими за евреев, за армян, за карачаевцев, за калмыков, за японцев, за тутси или хутту, они не пострадали бы. Но они назывались именно так. И за одно это название, вне зависимости от того, какие это были люди, чем они занимались, какие у них были личные заслуги или прегрешения, их карали, оскорбляли, унижали, мучили и убивали, в сущности, только за то, что они этими именами назывались.
Армянский народ страдал в истории много. Но одно дело, когда он страдал как население Армении. По Армении прокатывалась волна очередного завоевания. Завоеватели жгли, разоряли и убивали всех, кто попадался на их пути. Когда завоеватели проходили по территории Армении, под руку им попадали и армяне, и греки, и грузины. Завоеватели не щадили никого. Им некогда и незачем было разбираться, кто эти люди – греки, курды или грузины – это были просто жители завоеванной территории. Следовательно, их можно было грабить, избивать и убивать.
Совсем другое дело, когда жестокости и несправедливости адресуются выборочно – тем и только тем людям, которые называются именем какого-то народа, которые признают себя представителем какого-то народа и которых окружающие признают представителями этого народа.
В своей статье в этом издании Эльза Гучинова пишет об общечеловеческих проблемах, но сама она – калмычка. Калмыков репрессировали и выселяли отовсюду, где они ни жили за то, что они калмыки. В моем родном Тбилиси я знаю одну семью, которую собирались выселять. Пришла милиция и стала требовать, чтобы в течение нескольких часов они собрали свои вещи, погрузили бы их на машину и их бы отвезли по назначению. “Почему?” спросили эти люди. “Потому что вы – калмыки”. “Но мы не калмыки. Мы – коми”. Это были сильно обрусевшие коми, попашие в Грузию в числе русских молокан. “Да, сказал милиционер, – здесь написано, что вы комики. А что калмыки и комики это не одно и то же? Наверное, вы калмыки, просто тут написано комики”. Потребовалось некоторое разбирательство. В конце концов, милиционеры ушли, оставив этих людей в покое, прихватив с собой несколько плохо лежавших (точнее в доступном месте, на поверхности) вещей. Коми, которых спутали с калмыками, остались на своем месте. Наверно, в других случаях было трудно доказать, что ты не верблюд и не должен разделять участь всех других верблюдов.
Армян угнетали и армян преследовали по-разному. В Османской империи было несколько кампаний, направленных против этнических армян. Заодно с армянами преследованиям иногда подвергались жившие рядом ассирийцы (айсоры), иногда курды (йезиды). Но все-таки репрессии были направлены прежде всего против армян. Это был геноцид, и под предлогом переселения во внутренние районы империи – Месопотамию, людей выгоняли из домов, а в пути уничтожали. Некоторым удавалось спастись, некоторых все-таки, действительно, переселяли и изголодавшихся, изможденных людей все-таки доводили до мест переселения, где все равно от пересененных страданий и истощения большая часть людей так или иначе погибала.
То, о чем написано в этой книге – это страдания не столь ужасные. Среди выселяемых по той или иной причине, т.е. по причине их зарубежного происхождения или когда-то имевшегося зарубежного гражданства, армян, непосредственно погибших во время переселения, почти не было. Хотя, безусловно, жестокая психологическая травма и тяжелые бытовые обстоятельства в пути и на новых местах сильно ускорили преждевременную кончину многих пожилых, слабых здоровьем людей.
Когда людей убивали, заявляя, что их всего лишь переселеяют, это, конечно, форма лицемерия. Но когда людей выселяют, даже не объясняя им в чем причина выселения, потому что объяснить это было невозможно, потому что причина была абсурдной, это тоже форма лицемерия и в каком-то смысле, худшего лицемерия. Потому что, по существу, людям говорили: да, вы ни в чем не виноваты, но приказано вас выселить, и вы будете выселены. Надо вас ограничить в правах, и вы будете ограничены в правах. Притом, ведь предельность этого лицемерия проявлялась в том, что калмыков, карачаевцев и армян, которых выселяли и переселяли, и ставили под жесткий тюремно-лагерный контроль местных административных органов, не считали пораженными в правах. Они продолжали голосовать, то есть ставить крестик в бюллетени против единственной фамилии кандидата, за которого велела голосовать коммунистическая партия. И надо полагать, что никто из них, несмотря на все несправедливости, обрушившиеся на них, не ослушался негласного приказа и не вычеркнул своего кандидата, и в сводках, что 99,99% избирателей проголосовали за кандидатов нерушимого блока коммунистов и беспартийных, были и их голоса. Если выселенные были членами партии, то они одновременно оставались и членами правящей партии страны и репрессивными бесправными людьми.
СССР вообще был театром абсурда. И одной из граней этого абсурда была эта самая политика выборочного выселения и переселения, выборочной постановки под административный контроль, под постоянное слежение, под пренебрежение человеческими правами.
Впрочем, в СССР, что у переселенных, что у непереселенных людей вообще не было никаких прав. Администрация любого уровня, любые советские и партийные органы, по существу, могли сделать с любым гдажданином, с любой группой граждан все, что им в этот момент казалось нужным.
Сегодня ностальгия по советским временам приобрела невероятные масштабы. На каждом шагу слышишь, как было хорошо в замечательной стране, которая называлась СССР, слышишь проклятья в адрес тех, кто по своей злой воле был повинен в крушении этой замечательной державы.
Книга дневниковых записей молодой женщины Арпеник (Арпик) Алексанян – это очень сильный человеческий документ, который обличает не самую большую несправедливость из всех несправедливостей, творившихся в СССР, но обличает одну из конкретных граней общей неправедности существования этого государства, которое никак нельзя называть великой державой, потому что не может быть великой державой страна, которая с таким презрением, таким пренебрежением, таким безразличием относится к своим гражданам.
СССР не был великой державой. СССР был попросту огромным концлагерем, где все были равны в свои бесправии, просто, как сказал Оруэлл в своей бессмертной повести «Animal Farm» – некоторые были равнее других. Но равнее других именно в своем бесправии.
Хорошо, что сегодня есть возможность публиковать такие книги. Хорошо, что есть возможность показать их тем, кто продолжает носиться со своей ностальгией по прекрасным и незабвенным советским временам. Они должны быть незабвенными, забывать этого нельзя. И книга Арпеник Алексанян спасает от забвения те факты нашей общей истории, которые ни в коем случае забвению не подлежат.
- Արփենիկ Ալեքսանյանի՝ բռնադատվածի կարգավիճակ ունեցող անձի N1 վկայականը։
- Արփենիկ Ալեքսանյանն (ձախից երկրորդը) իր քույրերի հետ։ 27 հունվար, 2008 թ․։
Тетрадь №1
13.06.1949г. Оказывается, этот день самый несчастный для меня, моей семьи и многих армян, азербайджанцев, греков, ассирийцев.
Утром, разодевшись в мое лучшее пестрое платье, в замшевых босоножках на пробках, с зеленой сумочкой и в черных солнечных очках, совершенно спокойная и веселая, я направилась к Седе Кишмишян заниматься по терапии. Ведь мой госэкзамен 17-го июня, надо было еще позаниматься.
День был жаркий. Позанимавшись, я, счастливая, вернулась домой, а дома уже волнения. Мама больная, но встала, у Асик и Армик испуганные лица: переживали, что днем заходил подозрительный человек, спрашивал уполномоченную. Расспросив мать уполномоченной[1], узнали, что как будто, в основном, спрашивал о греках, но, между прочим, спросил и о нас, сколько у нас выходов, кто непосредственно наши соседи и т.д.
Этот негодный работник был в штатском. Возвращаясь, он прошел мимо наших окон, иронически улыбнулся Асик, которая из окна разговаривала со своим сокурсником Ашотом.
Я узнала обо всем этом и вместе с ними начала опять переживать.
Ох, как надоели мне эти переживания, когда придет им конец!
В 7 часов пришел папа. Он сразу заметил волнение на наших лицах, разузнал причину и начал успокаивать, что по городу ходят слухи, будто выселяют греков и аджарцев, так что этот человек, вероятно, спрашивал про наших греков.
Пообедав, успокоились. Я пошла заниматься одна в маленькой комнате.
Было тихо, уютно заниматься при открытых окнах. Папа сидел вместе с Сио[2] на ступенях подъезда, потом пришел Рувин. Он, как всегда, сидел долго, говорил много.
Мы заметили какое-то волнение в городе. Что-то проезжало много грузовых машин по набережной. Я вышла к папе, и мы решили, что, возможно, эти машины уже едут в районы за выселением греков.
К 12 часам я подала им геремаст[3] и пошла в гастроном к Ванечке[4] за маслом. Возвращаясь, встретила Скляр[5] и жену соседа Вартана, которая беспокоилась о запаздывании мужа. По возвращении я настаивала, чтобы убрали комплект кроватей[6], я настояла на своем и убрали. До этого долго укачивала Алисочку на руках, как будто предчувствовала такое расставание. Я долго смотрела на нее, прижимала к себе, целовала.
Заснули к 12 часам 30 минутам с открытыми окнами.
Ровно в два часа ночи (уже 14.06) я проснулась от звуков остановившейся грузовой машины, и в тот же момент крепко постучались в окно. Мне сразу стало плохо, я бросилась к окну и, к несчастью, увидела работников МВД – сразу четырех.
Мы сразу подумали, что пришли за папой. Я побежала в среднюю комнату к папе и крикнула. Он, бледный, взволнованный, встал, подошли мы к окну, оттуда слышим: “Алексанян, откройте дверь!” Делать уже было нечего, надо было только открывать.
Папа еле натянул брюки, открыли двери, и к нам вошли те, которые принесли весть о нашем несчастье.
Вошел капитан МВД (армянин), солдат с автоматом и двое штатских.
Один из них, врач Кобулия – терапевт из Михайловской больницы, из первого терапевтического отделения. Увидев его, я подумала – вот негодяй, оказывается, кто он, а в больнице работает, как миленький врач, завтра же все будут знать, но я не знала, что завтра я не буду в городе, не буду уже свободной никогда в жизни.
Второй штатский с противнейшим, отталкивающим лицом, с приплюснутым носом, со шрамом на лице, с зелено-голубыми глазами, с хищническим взглядом. Оба грузины.
[1] Она была русская: старая, высокая, стройная старуха. Жила у дочери – уполномоченной Вали, которая тоже была высокой, стройной, болела астмой. Муж Вали армянин – Пичикян. Уполномоченной называли как бы помощника домуправа. Уполномоченная по дому имела мало прав, но могла принимать и отвечать представителям власти. Капитан МВД – армянин, был послан на разведку. Он должен был узнать, все ли члены семьи находятся дома, узнать, где наша квартира расположена, чтобы ночью попасть сразу куда нужно. Поэтому, увидев Асик, разговаривающую из окна с молодым человеком, он ехидно улыбнулся, мол сегодня увидишь, что будет. Асик тут же поняла, что это был плохой человек.
[2] Сио – сосед по дому. Мы жили на Камо 33, а Сио – на Камо 35 – грузин, порядочный человек.
[3] Взбитое с водой кислое молоко (ред.).
[4] Продавец магазина рядом с домом.
[5] Еврейка, соседка по дому, общительная, добрая женщина.
[6] Мой отец работал заведующим цехом на заводе ”Полади”. Он имел патент (разрешение) на изготовление кроватей на дому. При наличии заказов он покупал соответствующий материал и после работы занимался изготовлением кроватей, что в значительной степени помогало в содержании большой семьи. Я помогала отцу при сборке кроватей, была его главным помощником. К нам иногда приходили проверяющие, и хотя у отца выполнение дома заказов имело законную основу, в этот день я решила, на всякий случай, убрать с глаз отдельные части кроватей.